БЛИЖНИЙ ВОСТОК. ТА ЛИ РЕВОЛЮЦИЯ, О КОТОРОЙ МЕЧТАЛИ, СВЕРШИЛАСЬ?

Отсутствие смысла, значимых проектов и символов дорого обходится народам. Ф.Шлегель отмечал, что история- это пророк, смотрящий в прошлое. XXI век, непонятый еще и не отрефлексированный в социальной науке, показал несостоятельность  многих социальных теорий, в том числе и деидеологизации.  События на Ближнем Востоке подтвердили тезис, что в наше время лишь идеологически обрамленные политические движения, имеющие таргетированные ориентиры и внятные лозунги  имеют шанс в конкурентном мире.

Идеологическое  оформление придает  не только маркировку, стигму, но и завершенность, устойчивость политическим проектам.  Панорама оценок событий на Ближнем Востоке весьма широка: от исламских революций до заговора (как всегда) неких внешних сил.
Хотя, на наш взгляд, мир уже давно и обреченно шел к великому цивилизационному переделу, ибо прежняя(когда то устойчивая) схема мироустройства в силу множества причин, неадекватна современным трендам. Появились новые вызовы, прежде всего - демографические, экономические, религиозные, решение которых поневоле приводит к цивилизационной драме. Неравномерность в мировом развитии не укладывается в прокрустово ложе международных договоров, особенно заключенных без учета интересов третьего мира. Договоры, заключенные по принципу «за них, но без них» не устраивают большинство стран.

Рукой «бывших патронов», произвольно проведенные границы   в новой «текучей цивилизации» и «быстрой истории» стали барьером региональных проектов.  Мир столкнулся с непрогнозируемой стороной глобализации, когда в рамках «глобальной деревни» социальные катаклизмы на обочине мирового мейн-стрима, в странах «третьего мира» грозят новой гоббсовской тотальной ( всех против всех) войной с немыслимыми последствиями. И это не только «столкновение цивилизаций» С. Хантингтона, хотя, наверное, кому-то и хочется все свести к  такого рода упрощенным рецептам. Любая односторонняя схема будет неверной, даже опасной, т.к. не раскроет всей системности, полноты и масштаба событий на Ближнем Востоке. А они, на наш взгляд, отнюдь не  имеют  благостных социальных перспектив.Во всяком случае в ближайшее время.

В богатейшем регионе   никак не сформируются легитимные  институты власти; не определены новые идейные ориентиры, какова судьба  нефтяных контрактов. Где же  обещанная Западом «манна» в виде помощи извне  и мифические счета диктаторов? И где же  эффективное гражданское самоуправление? Подтверждается тезис, что революция как гидра пожирает собственных детей. Боролись одни, а к власти «прицепом», как всегда, пришли совершенно иные политические силы.  Причем, это наблюдается  не только в Арабской весне, но и на киевском Майдане, где никак не осознают всего трагизма произошедшего.   А впрочем, ведь предупреждали классики, что революции в целом успешными не бывают, они всегда приводят к противоположности (Н. Бердяев).
Уход социализма (наверное, неокончательный) с мировой арены породил в умах западной элиты наивную модель линейного развития мировой цивилизации, без конвергенции и  диффузии инновационных социальных технологий. Весьма неглупые теоретики размышляли и вовсе о конце истории (Ф.Фукуяма и К), ибо либерализм казалось одержал «полную и окончательную победу». 

Западный мир и не заметил, что вместо социализма в качестве  альтернативы появились (а они должны были появиться, ибо капитализм есть актор и результат конкуренции) иные «молодые» идеологические антиподы в лице агрессивного сепаратизма, фундаментализма, нового национального радикализма, экстремизма и т.д. Постсоветское пространство, уже или еще (все надеемся), не может дать идейную альтернативу Западу, оно не стала идейно притягательной. К нам не тянутся, в отличие от  середины прошлого века, когда в орбите нашего социального проекта вращались десятки стран. Лучшие умы Европы разделяли наши идеи или полемизировали с ними. Понятные и востребованные идеи всегда были актуализированы в общественном мнении. Наши символы и идеи принимались или опровергались, но они были на повестке дня. Мы в силу разных причин  с 70-х годов не стали центром Новой Мысли, а попытались с упоением влезть в «последний вагон» гедонистической цивилизации. В чем- то даже опередив Запад , став его чуть ли не самым прилежным эпигоном. И дело здесь даже не в заполнении «идейного вакуума», а в том, что гедонистическая цивилизация, ставящая во главу угла удовольствие, комфорт и наслаждение, не может не породить свой антипод- фундаментализм, экстремизм, радикализм и т.д., которые возникают, в первую очередь, как естественные реакции на «усталую цивилизацию».

Чувственная цивилизация поневоле оканчивается наведением порядка, социального или внутреннего ,культурного. Но, сложность в том, что современная (чувственная) цивилизация сталкивается и с иными, не менее острыми, ограничителями: сужение рынков сбыта, «кадровый голод», появление новых «номадов», исчерпаемость ресурсов, прежде всего, сырья. Современный этап истории все более напоминает американские горки с непредсказуемыми виражами. А кризисы превращаются в кризис-матрешку, когда каждый этап вскрывает новый виток. Итак до бесконечности, пока мы не поймем , что наступил системный цивилизационный кризис. Кризис всей ценностной системы, порожденной идеологией «одномерного праздного человека». И вот сейчас на Ближнем Востоке, по сути, решается вопрос о конце нефтяной эры (Р.Барнет), нефтяной цивилизации.

Цивилизации, где нефть и иные богатства воспринимаются как априорно принадлежащее лишь элите. Идея о ближайшем в историческом плане конце нефтяной эры, что, разумеется, не является «секретом полишинеля», будоражит не только европейские умы, но и местный весьма обеспеченный ближневосточный истеблишмент, который требует (а он должен что-то требовать уже по статусу) «иного справедливого» передела существующего нефтяного богатства. Возникает насущная социальная потребность в переменах. А мы помним из истории, что точки бифуркации возникают, как правило, при переделе собственности. Так в царской России передел земельных участков происходил каждые 12 лет(1905,1917гг), что привело к социальному взрыву именно в эти годы. Как следствие, на фоне девальвации идей левого дискурса возникают альтернативные идейно оформленные  парадигмы перераспределения, которые в большинстве своем, парадигмы опираются на фундаментальные ценности - равенство и справедливость, как маркеры  новой надежды и нового социального порядка.

Пока же весь мир социальными потрясениями расплачивается за научно-технический застой (который, в первую очередь, выгоден нефтедобывающим корпорациям), приведший, в том числе, и к архаизации политической жизни. Динамизм экономической сферы удивительно долго соседствует с трайбализмом, клановостью и закостенелостью социума. Появилась колоссальная диспропорция в творческом потенциале молодежи (что составляет значительное большинство населения на Ближнем Востоке. Так  в Палестине-45% от общего населения) и возможностями ее творческой, но легальной самореализации. Аналитики прогнозируют, что в ближайшие 30 лет количество безработных в данном регионе подойдет к 100 миллионам человек, вместе с тем дефицит в кадрах высшей квалификации превысит 30 млн. Количество молодежи, приобщенной к Интернет-пространству в Тунисе, Ливане, Сирии превысило пороговые 60%. Помимо этого, часть молодежи получила хорошее западное образование и приобщилась к иным культурным ценностям, Интернет расширил жизненный мир, ввел в некий межкультурный глобальный диалог, который, не стыкуется; с косной системой социального управления. Немецкий исследователь Г.Хайнзон вывел формулу социальной  нестабильности на основе простого подсчета- определяется процент мальчиков от 0 до 4 лет к мужчинам 40-44 лет. Если меньше 80%начинается демографический сбой как в Европе ,Японии ,России. Но при этом в Афганистане -403%,Ирак -351%,Сомали-364%.И социальный драйв начинается в странах, где юноши от 15 до 29 составляют более трети населения. И причины драйва (религия, национализм, маоизм или  сепаратизм), то есть то во имя чего вершится насилие вовсе несущественно. Социум «кипит», зачастую не зная настоящих причин этого. «Вторые или третьи» сыновья требуют справедливого распределения, а десятые просто выходят на баррикады.  Политическая же элита этих стран не учла этого драйва, изменившиеся тренды в общественном сознании не были отрефлексированы; незыблемость диктаторских режимов казалась лучшей гарантией от «ветров перемен», автаркия противостояла динамике, как единственная ценность, «покой им снился как вечность».  Но, основным носителем,  формой и кодом трансляции драйва является исламский фундаментализм, который долго пребывал под таким же прессингом авторитарных режимов, как и сами демократические движения.

Они оказались в одной и той же матрице маргинальных течений. Так, демократия и фундаментализм, как ни парадоксально, на Ближнем Востоке идут рука об руку в свержении авторитарных консервативных диктаторов, по принципу-вместе биться, врозь идти. Что интересно, Запад, находясь в плену своих однобоких «исторических заблуждений», ставит зачастую лишь только на одну из этих составляющих. Запад надеется, что в результате «демократических выборов»(???) на место, скажем, диктаторской власти придет более «народная» мобильная демократия, более (понимаемая как европейская) современная, менее коррумпированная, менее клановая. Но все более «зеленеет парус арабской весны», начальные демократические лозунги сменяются фундаменталистскими. Запад, убежденный своим экспертным сообществом и СМИ, ожидает реальных(в своем понимании) демократических перемен в арабском мире, с этим связано общее «мейнстримовое» ожидание, а на самом деле мы вначале сталкиваемся с очень необычным симбиозом демократических и религиозных движений, что наводит на некие параллели с крестьянским войнами в Европе 16-17 вв.( прав же был Ф.Энгельс) Как правило, даже принципиально новые социальные движения обрамляются в «старые тоги». Религиозные идеи доступнее, они  институционализированы в общественном сознании и приняты социумом.  Дело в том, что вследствие особенностей истории, имманентные(зачастую и архаичные) религиозные институты  в этих странах гораздо сильнее, чем привнесенные и зачастую навязанные структуры западного демократического гражданского общества. Как отметил видный французский теоретик левого дискурса Р.Гароди, они не модернизируют ислам, они исламизируют модерн. Но как только открываются «шлюзы» и барьеры на пути к свободе, мы становимся свидетелями острой конкуренции двух сил - исламской и прозападной. Но Запад забывает, что  зачастую ислам, помимо традиционных религиозных функций, является единственным для этих стран коммуникативным каналом и полем социального диалога. Неразвитость институтов гражданского общества с необходимостью  порождает религиозную монополию на все формы выражения социальных ожиданий. Помимо этого, мы являемся свидетелями слияния двух идейных потоков: становление национальной идентичности и нового исламского цивилизационного пространства. Идут титанические интеллектуальные поиски (порой весьма мучительные) сочетания национальной и религиозной идентичности, поиски «особого» пути развития, иной «неевропейской» демократии в рамках большой исламской цивилизации. Исламская цивилизация предложила принципиально отличную от Европы модель социального порядка, основанную на трансцендентной воле, подчиняющей человека. Коллективистская ценность семьи, рода, племени, общественная солидарность и индивидуальное самоограничение здесь ставятся и ценятся гораздо выше прав и интересов отдельной личности. И если до иранской революции это казалось анахронизмом, то сейчас чуть ли не глобальным ответом Западу. 

На мусульманском Востоке интуитивное восприятие мира доминирует над рационалистическим подходом, им  присуща имманентная любовь к действенному и обязательно сильному отцу - вождю, способному удержать «молодой и бурлящий» народ в этническом «лоскутном» котле. Если на Западе президента избирают на основе устоявшейся правовой демократической процедуры, то на мусульманском Востоке считают, что правителем может быть избран тот, кто принят, признан и призван народным волеизъявлением, причем процедуры этого волеизъявления могут варьироваться весьма широко. По сути идут выборы выбранных. Надо помнить, что ислам на Ближнем Востоке как правило воспринимается населением как форма, причем безальтернативная, сохранения своей самобытной идентичности в условиях «мерцающей реальности» глобализирующегося мира.

В связи с этим, меняется и расклад новых геополитических факторов, где вместо ставших уже традиционными США и Европы активную роль играют (или должны уже играть) Россия, Китай, Иран, Турция и другие новые акторы, недовольные или хотя бы несогласные с однополярным миром, отстаивающие свое цивилизационное  право быть Иными. В результате, существенно меняется и геополитическая расстановка сил,  сильное влияние на регион оказывают страны не обремененные «колониальной памятью» (например, Россия, Китай), проявляющие антиглобалистскую солидарность (Россия, Китай, Иран), а также декларирующие единство исламских геополитических ориентиров (Азербайджан,Казахстан, Турция, Иран). Обобщая вышесказанное, можно констатировать, что ближневосточные события (революция, беспорядки, волнения и т.д.) имеют системный масштабный характер, отражающий  новые цивилизационные сдвиги.

• мир все больше осознает (иногда подсознательно) ущербность гедонистической цивилизации, идут поиски контуров идеократических обществ. Все более настойчивым становится востребованность Новой Идеи. общество становится все более сложным, оно принципиально несводимо к каким-то простым одномерным технологиям и требует другого системного управления, нежели элиты с их коррупцией и закрытостью. Не только глобальный мир, но и сами страны нуждаются в социальном  диалоге.

• однополярный мир утрачивает свой ресурсный потенциал, ибо не отвечает динамике современных процессов, появляется «новая дорожная карта» мира, широкая палитра вариантов развития. Возникают новые центры идейного  притяжения, в первую очередь, страны с собственной идентичностью.

• бурный демографический рост, появление значительного молодежного слоя, не может долгое время ужиться с отжившими, устаревшими политическими структурами. «глобальная деревня» управляется совершенно иными коммуникационными институтами. Интернет-пространство создает новое поле для социальных технологий, возникает технология «опосредованной виртуальной агрессии», «твиттер - революции» и т.д.

Социальная справедливость, вернее, ее требования, всегда будет катализатором социальных волнений, будь-то Киев, окраина Парижа или Луизианы. Поэтому мир должен находить альтернативные, принципиально иные социальные технологии проживания в новой глобальной цивилизации.