О влиянии социально-экономических факторов на состояние межэтнических отношений и конфликтов на постсоветском пространств

Между исследователями существуют различные точки зрения по поводу определения базовых причин роста этничности, межэтнической напряженности в современном мире. В связи с этим довольно часто происходит чрезмерная генерализация субъективно-психологических факторов. В частности говорят о "пробуждении достоинства", об обострении чувства национальной гордости. Вместе с тем, достаточно распространенным мнением является и то, что в условиях ведущей роли социально-экономических отношений в развитии общества, объективные явления социально-психологического свойства являются логическим следствием этих отношений. При таком подходе, согласно которому основу этнонационализма составляют экономические интересы, особое внимание уделяется межгрупповым различиям в доходах на душу населения, занятиях и общем уровне жизни и утверждается, что конфликт сошел бы на нет, если эти экономические различия были бы сокращены или преодолены [1, 145].
Немалое число ученых, исследующих проблему этничности, признают, что неравенство в распределении благ по этническому признаку является важной характеристикой этнически плюральных обществ. Поэтому неудивительно, что исследователи этничности и межэтнического взаимодействия не только не отрицают наличие конфликта в таких обществах, но и придают ему важное значение. Де Вос, например, считает, что конфликт надо рассматривать как нормальное или хроническое состояние этнически плюрального общества [2, 149]. Согласно этому подходу, этнические группы, конституированные по религиозному, расовому или коммунальному признаку, становятся удобным средством для достижения обеспечения групповых прав или средством защиты от притязаний других групп. Этничность в этом случае выступает как усилие этих групп использовать культурную форму для экономического и политического продвижения. Исходя из этого, некоторые исследователи приходят к выводу, что этничность - это не изначальный феномен, а стратегический выбор индивидов, которые в другом случае выбрали бы другое групповое членство как способ добиться некоторой власти и привилегий [3, 38].
Одной из удачных, на наш взгляд, теорий, объясняющих этнические конфликты, является теория фрустрации. Согласно этой теории, конфликтные ситуации, в том числе и этнического характера, в большинстве своем являются следствием накопившегося негативного потенциала – раздражителя. Дойдя до критической точки данное раздражение должно каким-то образом себя проявить. И не обязательно первым попавшим под руку объектом будет иноэтническая группа. Таковой может стать и этнически однородная, но отличающаяся по социально-экономическим параметрам группа [4]. Проблемы во взаимоотношениях между различными этносами были, есть и будут, независимо от социально-политических и экономических систем, господствующих в данное время. Другими словами, межэтнические отношения представляют собой определенную систему довольно устойчивого характера. Но другое дело, когда происходит разрушение системы в результате усиления в ней энтропийных сил. Это происходит тогда, когда в данной системе взаимоотношений возрастает роль внеэтнических факторов. Именно поэтому разрушение всей социально-экономической и политической системы в СССР в конце 80-х годов прошлого века привело к возрастанию разрушительных сил во всей системе межэтнических отношений.
Всплеск межэтнических конфликтов на постсоветском пространстве не мог не привлечь внимания ученых к вопросу о связи социально-экономических проблем с ростом этничности. Исследуя причины межнациональных конфликтов в СССР, Бушков В. и Поляков С. пришли к заключению, что привнесенная на "национальную" почву "русская" индустрия расценивалась местными жителями как виновница всех, в том числе и экологических бедствий. По их мнению, обострял ситуацию и вынос на территорию союзных республик оборонных предприятий, создававших "невидимую" для коренного населения продукцию. Наиболее ощутимая для обывателя добывающая промышленность работала или на предприятия других регионов, или на "свои", но с русскими рабочими, что зачастую воспринималось как ограбление "коренной" национальности. По мнению этих авторов, такая ситуация таила в себе потенциал серьезного конфликта [5].
Изучение большинства межэтнических конфликтов или просто напряженных межэтнических отношений на территориях бывших советских республик дает основание полагать, что фактор экономической конкуренции играл едва ли не ведущую роль в их возникновении. Неслучайно Бушков В. и Поляков С. обращают внимание на то, что часть политической элиты союзных республик в 70-80-е годы прошлого века уже проявляли недовольство своей долей общесоюзного "пирога". При этом они умело внушали рядовым гражданам, что те "кормят Россию". Недовольство политикой Центра высказывала и наиболее дееспособная часть общества – руководители промышленных предприятий. Как полагают эти авторы, слабый Союз (но не его распад) устраивал и криминальные структуры, особенно связанные с наркобизнесом [5].
Связывая рост этничности и многочисленные межэтнические коллизии, потрясавшие постсоветское пространство с господством административно-бюрократической системы, необходимо учесть, что одна из основных причин этих явлений могла заключаться в нарушении системы соподчиненности экономических интересов как легального, так и нелегального свойства. Тенденции развала устоявшейся тоталитарной системы в СССР, усилившиеся в 80-е годы прошлого столетия, неминуемо повлекли за собой постепенное расшатывание пирамиды экономических интересов.
Не секрет, что к концу 80-х годов XX столетия социалистическая экономическая система вступила в фазу глубокого кризиса. Начали ослабевать экономические связи между предприятиями, регионами, республиками. Кроме того, известно, что, наряду с легальной экономической системой, в Советском Союзе функционировала очень сильная латентная (теневая) экономика. Она контролировала значительные территории и многомиллионные капиталы. С начала политики перестройки делались попытки навести порядок в этой сфере, но все они встречали очень сильное сопротивление. Одной из форм такого сопротивления, как можно полагать, было провоцирование межнациональных конфликтов. Если рассмотреть ситуацию, складывавшуюся в отдельных республиках бывшего союза, то справедливость этих выводов становиться очевидной. Так, в Нагорно-Карабахской автономной области (НКАО) Азербайджана лидеры теневой экономики, бывшие одновременно руководителями ведущих промышленных предприятий области, используя экономические проблемы, характерные на тот период для всей страны, начали широкую пропагандистскую кампанию о якобы дискриминационном отношении к армянам руководства республики. Укладываясь в русло традиционной армянской национальной идеи о расширении территорий за счет земель соседних народов, эта кампания на самом деле преследовала цель устранить своих азербайджанских конкурентов в сфере теневой экономики и установить полный контроль над ресурсами автономной области. Все эти процессы в системе экономических интересов были оформлены в идеологему "миацум" - движения за присоединение нагорной части Карабаха к Армении. В связи с этим, можно полагать, что борьба за сохранение и расширение сфер влияния армянскими теневыми бизнес структурами сыграла немалую роль в раскручивании нагорно-карабахского конфликта.
Следует отметить, что серьезные процессы к концу 80-х годов прошлого века происходили в демографической сфере НКАО. Анализ этих процессов свидетельствует о том, что 70-е - начало 80-х годов XX-го столетия были неблагоприятными с демографической точки зрения для армянского населения Карабаха. Урбанизация, миграция сельского населения в города, отъезд молодежи на учебу имели в Нагорном Карабахе определенную специфику. Ввиду того, что обучение, в основном, велось на армянском языке, армянские юноши и девушки для продолжения своей учебы уезжали в основном в Армению, где большая их часть оставалась на постоянное проживание [6, 66-67]. Кроме того, естественно, что адаптация сельского мигранта в городских условиях относительно безболезненно происходит в этнически однородной среде. По этим и некоторым другим причинам миграционный поток армян из Нагорного Карабаха был направлен в Армению или другие республики СССР, где имелись многочисленные армянские диаспоры. Все это приводило к тому, что в демографической структуре армянского населения Нагорного Карабаха происходили необратимые процессы. А именно уменьшалась доля молодежи и соответственно увеличивалась доля представителей старших возрастных групп. Таким образом, шел процесс сокращения рождаемости и роста смертности. И все это происходило на фоне стабильно высокого уровня естественного роста азербайджанского населения. Все эти процессы следующим образом отразилась на статистике: если по данным Всесоюзной переписи населения в 1970 году армяне составляли 80,5% населения Нагорного Карабаха, то по данным Всесоюзной переписи 1979 года их доля упала до 75,9% [7; 8; 9]. Поскольку перепись 1989 года проводилась уже в условиях нарастающего конфликта, то его данные о соотношении азербайджанского и армянского населения в Нагорном Карабахе не могут быть доверительными. Тем не менее, тенденция была на лицо. При этом следует отметить, что процесс роста абсолютной численности и относительной доли азербайджанцев и одновременного снижения численности и доли армян шел не только в Нагорном Карабахе, но и в Армении. Так, по данным Всесоюзных переписей населения 1959 и 1979 годов доля азербайджанцев в Красносельском районе Армении увеличилась с 38,8% до 68,8%, в Варденисском районе – с 48,0% до 65,6%, в Кафанском районе – с 42,0% до 63,0% [10, 187-188]. Таким образом, не соответствуют действительности наиболее распространенные аргументы армянских авторов, требовавших перевода Нагорного Карабаха в состав Армении с целью прекратить процесс "вытеснения" армян из НКАО армян [11; 180]. Ведь если аналогичные этнодемографические явления имели место и в самой Армении, то это значит, что дело было не столько в сознательной политике азербайджанских властей, сколько в иных причинах.
При этом можно допустить, что "демографическое неблагополучие" в определенной степени детерминирует латентную межэтническую конфликтность и создает своеобразный фон этнического недовольства. Следовательно, эта набиравшая силу тенденция должна была привести к потере армянами положительного баланса численности в соотношении с азербайджанским населением НКАО. Подобное развитие событий означало постепенную утерю естественноисторическим путем нагорной части Карабаха как главной экспансионистской цели для идеологов "миацума".
Напряженную межэтническую ситуацию в Латвии накануне развала СССР также во многом можно объяснить социально-экономическими факторами. Безусловно, в данном случае ведущую роль, скорее всего, играло перманентное стремление латышей, насильно включенных в состав Советского Союза только после окончания второй мировой войны, к независимости. Однако, катализатором обострения напряженных отношений между латышами и русскими к концу существования СССР, все же можно считать проблемы социально-экономического плана. Так, в связи с форсированным развитием промышленности после советизации требовался дополнительный механический прирост населения Латвии, и в 60-е годы он составил более 100 тыс. человек. В 70-е и 80-е годы в результате межреспубликанской миграции население Латвии увеличилось более чем на 200 тыс.человек, главным образом, за счет малоквалифицированных рабочих прибывших из сельских районов РСФСР и Белоруссии [12]. Согласно данным Всесоюзной переписи 1979 года доля латышей в населении Латвии снизился до 53,7%, а в 1989 году эта доля вообще составила менее 50%. Соответственно шел процесс сужения сферы использования латышского языка. В упадок пришла и материальная база местной культуры. Как полагают некоторые исследователи, эти обстоятельства во многом породили национальный протест латышей, который созрел в первой половине 80-х годов [12, 17].
Одним из первых конфликтов, которому было придано межэтническое значение были события в столице Казахстана Алматы в декабре 1986 года. Поводом для выступления казахской молодежи тогда стало смещение Динмухамеда Кунаева с поста первого секретаря ЦК КП Казахстана и назначение на этот пост русского по национальности Геннадия Колбина. Это событие хорошо иллюстрирует наличие в советский период латентного конфликтного потенциала даже в такой "внешне спокойной" с точки зрения межэтнических отношений республике, как Казахстан. Социально-историческая память казахского народа о русской колонизации края и возникавшие по этому поводу конфликты создавали скрытую негативную национальную идеологему. В советской истории также было немало фактов, способствовавших накоплению у казахов негативных этнических установок в отношении русских. Так, в 1932 - 1933 гг. в результате массовых репрессий, поспешно и насильственно проведенной коллективизации, перевода кочевников, к которым относились большинство казахов, на оседлость казахский этнос понес большие потери. Позднее произошло переселение в Казахскую ССР корейцев, немцев Поволжья, калмыков, карачаевцев и представителей других народов - всего около 2 млн. человек [13, 9]. Все это также сильно повлияло на численность и этническую структуру населения республики.
Для соблюдения латентности негативной национальной идеологемы и сохранения внешнего межэтнического равновесия в Казахстане функционировали определенные коды, свидетельствовавшие о сохранении якобы межэтнического мира. Одним из таких кодов было распределение мест между отдельными этносами в иерархической структуре управления. Исходя из данного распределения были определены и экономические интересы и сферы влияния. Нарушение этих принципиальных основ создало угрозу как устоявшейся системе реальных экономических отношений, так и системе национально-этнических идеологических установок.
Даже в Туркменистане, где уровень этнической мозаичности был на довольно низком уровне, межэтнические коллизии накануне развала СССР приняли открытую форму и были, во многом обусловлены столкновением экономических интересов. Так, межэтническое напряжение стало нарастать здесь за счет того, что туркменское население было сориентировано против "кавказцев". В Ашхабаде это были в основном армяне, в Небит-Даге – азербайджанцы и выходцы с Северного Кавказа. Хотя конфликт имел и "антикооперативную" направленность, по существу это выглядело как избавление от коммерческого конкурента, осуществленное одними группами теневой экономики (туркменскими) по отношению к другим, более сильным экономически, но менее социально защищенным группам ("кавказским").
Известная историкам с очень давних времен тенденция к решению проблемы межэтнических отношений, связанных в той или иной степени с социально-экономическими трудностями и конкурентными ситуациями, путем выталкивания иноэтнических групп особенно ярко проявилась в СССР летом 1989 года в Ферганской области Узбекистана, где произошли погромы турок-месхетинцев. Вскоре после этого произошли волнения в Новом Узене (Казахстан), где местные жители требовали выселения осевших там групп северокавказских национальностей.
Наглядным примером принципиального характера экономических отношений в росте межэтнических противоречий является события происшедшее в Ферганской долине. Наличие глубоких экономических противоречий между группами, представлявшими, в основном, узбеков и турков-месхетинцев, дисбаланс в соотношении сфер влияния, рынков сбыта и уровней доходов перевел конкурентную борьбу в плоскость противостояния внеэкономического характера, завершившуюся полным выживанием целой этнической группы с территории Узбекистана. В тот период этот конфликт вызвал немало удивления не только среди простых обывателей, но и среди некоторых ученых [14]. Оба народа принадлежат к тюркской этнической общности, исповедуют ислам суннитского толка. Однако отсутствие понимания причинно-следственных связей в подобного рода взаимоотношениях, в частности не учет экономических факторов них, скорее всего и послужил основой для такого непонимания.
Практически к аналогичным выводам мы можем прийти при анализе ситуации, сложившейся в грузино-абхазском конфликте. Безусловно, что историческая подоплека этих событий имеет свою конкретную специфику, и в их взаимоотношениях присутствовал, правда, чаще всего, в латентной форме, конфликтный потенциал. Но актуализация данного потенциала и переход взаимоотношений в стадию вооруженного противостояния опять же имеет возбудителей в сфере политико-экономических, а вовсе не этнокультурных интересов. Небольшая территория Абхазии обладает большим потенциалом рекреационной экономики. В условиях существования советской системы, когда распределительный механизм в определенной последовательности удовлетворял интересы конкретных групп, безотносительно их этнической принадлежности, противоречия между грузинами и абхазами носили формальный историко-культурный характер и ограничивались спорами в кругах интеллигенции. Другое дело, когда возникла проблема перераспределения сфер экономического доминирования в связи с разрушением иерархической системы внутри советского партийно-бюрократического аппарата с соподчиненностью экономических интересов.
Согласно статистическим показателям, приднестровский регион Молдовы в развитии промышленности существенно опережал остальную часть этой республики. Здесь находились предприятия военно-промышленного комплекса, предприятия тяжелой и легкой промышленности союзного подчинения. Создание всех этих предприятий пришлось, главным образом, на период после Второй мировой войны и осуществлялось руками рабочей силы, ввозимой из России и Украины. В условиях централизованной распределительной экономики весь этот промышленный регион был в значительной степени оторван от хозяйственного комплекса Молдовы. Данное обстоятельство обусловливало некоторую автономность, как в целом региона, так и в особенности местной правящей элиты. Начало движения за государственную независимость, охватившее Молдову после 1985 года, первоначально облекшуюся в форму борьбы за возрождение родного языка не могло не вызвать настороженность, а в последствие и сопротивление руководящей элиты в Приднестровье. Ясно, что независимость Молдовы несла в себе угрозу ее власти. Таким образом, экономические и политические интересы этой элиты требовали серьезных действенных мер по ограничению и торможению центробежных процессов. Первоначально это противодействие предстало в форме борьбы против придания статуса государственного молдавскому языку. Когда же распад советской системы приобрел необратимый характер, противодействие приняло форму вооруженной борьбы за отделение от Молдовы.
Когда речь идет о принципиальном характере экономического фактора в нарастании напряженности в межэтнических отношениях, то, безусловно, здесь имеются в виду не технологические или производственные проблемы, а общественные отношения, обуславливаемые экономическими интересами. Именно поэтому ссылки на отставание того или иного региона как причины возникновения межнациональных конфликтов не могут быть приняты как серьезные. Ведь конфликты возникали не между регионами, существенно различавшимися по уровню материального благосостояния народа, как, например, Азербайджан и Эстония. Наоборот, конфликты возникали в регионах с равными социально-экономическими показателями, между этническими общинами с относительно схожим уровнем жизни. Условия и уровень жизни армян в Азербайджане, в том числе и в Нагорном Карабахе, был не ниже, а по некоторым параметрам и выше чем у остального населения этой республики. Или же в конфликтах в Абхазии, Южной Осетии, Молдове такие определители как условия и уровень жизни не имели существенной значимости.
Как и все составляющие компоненты советской тоталитарной системы, экономика имела видимую, декларативную и латентную, реальную структуру. Именно последнее в полной мере отражало соотношение объективно существовавших социальных сил, имевших соответственные экономические и политические интересы. Это альянс партийно-государственной бюрократии и предприимчивых хозяйственников крепко спаянный системой коррупции и т.н. теневой экономики. Именно интересы данной группы бывшего советского народа определяли основные социально-политические и экономические ориентиры новых независимых государств. И неудивительно, с какой стремительной гибкостью партийно-государственные структуры советского образца трансформировались в бизнес структуры. Это и многое другое свидетельствовало о том, что апрель 1985 года был вызван к жизни не столько попытками исправления, и улучшения социализма как декларировалось, а вполне конкретным противоречием между формой существовавших социально-экономических и политических отношений и содержанием этих отношений, отражавших столкновение интересов нового и старого поколений стоящих у кормила власти. Если последних вполне устраивало сохранение уже устоявшейся системы взаимоотношений по поводу власти и распределения материальных благ, то относительно молодым представителям властной элиты были уже тесны старые рамки. Нужны были новые источники доходов, новые рынки сбыта и, следовательно, новые идеологемы и соответствующее политическое оформление. Все это требовало серьезных изменений в иерархической структуре тоталитарной системы. Именно нарушение этой иерархичности, по всей видимости, и привело к локализации, а в дальнейшем и автономизации отдельных частей системы. Возникло множество иерархических пирамид самого разного уровня слабо связанных между собой и с определенными претензиями друг к другу. А так как весь этот процесс протекал в полиэтнической стране, и каждая социально-политическая пирамида главенствовала в определенном ареале расселения того или иного этноса, то противоречия между упомянутыми социальными структурами стали приобретать этнические формы.
Боровшиеся за сферы влияния, за новые источники доходов, а также за новые места вложения капитала группы стали использовать состояние раздражения широких народных масс, вызванное тяжелым социально-экономическим положением для борьбы со своими конкурентами. Естественно, что совпадение в данном случае социальных и этнических границ вело к росту конфликтного потенциала в межэтнических отношениях.

ЛИТЕРАТУРА
1. Connor W. Ethnonationalism: The Quest for Understanding. NY: Princeton University, 1994, 248 p.
2. Веселкин Е.А. Расизм как этническая проблема в западной этнологии / Расы и расизм. История и современность. М: Наука, 1991, с. 136-157.
3. Артановский С.Н. Проблема этноцентризма, этнического своеобразия культур и межэтнических отношений в современной зарубежной этнографии и социологии / Актуальные проблемы этнографии и современная зарубежная наука. Л: Наука, 1979, с. 11-40.
4. Агапов П.В. Агрессия как социокультурный феномен: историко-социологические традиции исследования // http://lib.socio.msu.ru/l/library
5. Бушков В.И., Поляков С.П. Межнациональные конфликты и смена власти: опыт СССР // Бюллетень № 3 Центра стратегических и политических исследований "Конфликт-диалог-сотрудничество" (март-май 2000 г.). http://icsps-project.arcon.ru/buleten3/40.htm
6. Тер-Саркисянц А.Е. Современные этнические процессы у армян Нагорного Карабаха / Этнические и культурно-бытовые процессы на Кавказе. М: 1978, с. 62-117.
7. Всесоюзная перепись населения 1970 г. т. IV, "Национальный состав населения СССР". М: Статистика, 1973, 648 с.
8. Народное хозяйство СССР 1922-1972. Юбилейный стат. Ежегодник. М: Статистика, 1972, 642 с.
9. Численность и состав населения СССР (по данным переписи населения 1979 года). М: Финансы и статистика, 1984, 366 с.
10. Ямсков А.Н. Традиционное землепользование кочевников исторического Карабаха и современный армяно-азербайджанский этнотерриториальный конфликт / Фактор этноконфессиональной самобытности в постсоветском обществе. М: Московский центр Карнеги, 1998, с. 168-197.
11. Нагорный Карабах: Историческая справка. Ред.: Галоян Г. А., Худавердян К. С. Ереван: Издательство АН Армянской ССР, 1988, 96 с.
12. Дрибин Л.Г. Правда всегда лучше умолчания // Вопросы истории, 1989, №5, с. 17-19.
13. Козыбаев М.К. Устранить деформации в межнациональных отношениях // Вопросы истории, 1989, №5, с. 8-10.
14. Лурье М.И., Студеникин П.А. Запах гари и горя. М: Книга, 1990, 110 с.

Açar sözlər: etniklik, münaqişə, etnoslararası münasibətlər, gizli iqtisadiyyat, iqtisadi maraqlar.
Ключевые слова: этничность, конфликт, межэтнические отношения, теневая экономика, экономические интересы.
Key words: ethnicity, conflict, interethnic relations, latent economy, economic interests.

XÜLASƏ
Məqalə postsovet məkanında etnoslararası münaqişələrin artmasında sosial-iqtisadi problemlərin roluna həsr olunmuşdur. Keçmiş sovet respublikalarının ərazilərində baş vermiş etnoslararası münaqişələrin əksəriyyəti və ya hətta gərgin etnoslararası münasibətlərin xarakterinin, onların meydana gəlmə səbəblərinin təhlili iqtisadi rəqabət amilinin aparıcı rol oynamasını göstərir.

Resume
The article is focused on the investigation of the role of social economic problems in the increase of inter-ethnic conflicts in the Post Soviet space. The analysis of the character and causes of most of the conflicts broke out in the territories of Post Soviet states indicate that economic contest played a leading role.

"Geostrategiya" jurnalı № 02 (38) MART-APREL 2017

Алиага Мамедли
Доктор наук по антропологии