"Историческая призма": 20 февраля 1988 года. Как Горбачев помог армянам взорвать регион

Продумывая в 1985 году перспективу перемен в СССР, архитекторы реформ и не подозревали, какое большое значение в истории перестройки займет национальный вопрос. Политика М.Горбачева во многих отношениях придала импульс этнонациональным процессам, направление которых было запрограммировано более ранними противоречиями.

Эти противоречия имели исторические корни и проистекали как из этнических, так и из иных, социальных и политических факторов.

В этнонациональных конфликтах периода перестройки действовали две основные силы: во-первых, эмоциональная массовая народная стихия, ведомая радикальными маргинальными элементами и национальной интеллигенцией; во-вторых, республиканская номенклатура, оказавшаяся под давлением массовых выступлений, но готовая при случае использовать её в своих интересах. Беспрецедентной ситуация стала потому, что конфликты, однажды возникнув, продолжали развиваться. Затяжной характер конфликтов постепенно радикализировал массы.

Декабрьские события в Алмате в 1986 году были предвестником надвигающейся бури. Их можно считать первой горбачевской провокацией на поприще "национальных и этнических конфликтов". Москва тогда порицала казахов и киргизов за "тенденцию к национальной замкнутости, настроения национального чванства" и за "отдельные националистические проявления".

Позже подобные обвинения последуют и в адрес азербайджанцев.

Вслед за событиями в Казахстане в Институте этнографии АН СССР был создан Центр по изучению межнациональных проблем и межнациональных отношений. Осенью 1987 года он подготовил для ЦК КПСС специальную записку по национальному вопросу, в которой назвал 19 "горячих точек" на территории страны. Среди них фигурировала и Нагорно-Карабахская Автономная Область.

Обнародованные сегодня, по прошествии 30 лет после начала самого длительного и кровавого на постсоветском пространстве  территориального и межнационального конфликта, архивные документы, воспоминания участников событий и, в целом, простой анализ логики развития событий, позволяют прийти к выводу, что открытым выступлениям армян в тогдашнем Степанакерте (Ханкенди) 20 февраля 1988 года с требованием о присоединение НКАО к Армянской ССР предшествовала многолетняя работа, направленная на идеологическое обоснование данного антиконституционного по советским меркам акта.

Решение о создании в 1923 году в составе Азербайджанской ССР армянской автономии в Нагорном Карабахе создало армянам правовую базу для притязания на данную территорию в последующем. Существование по соседству двух этнически идентичных армянских национальных образований в рамках одного государства, т.е. Советского Союза, было аналогично мине замедленного действия, которое обязательно  должно было взорваться.

До 1980-х годов, не считая отдельные единичные случаи роста всплеска напряженности, в основном инициированные из Армении и выраженные в сборе подписей и обращений армянской интеллигенции в адрес союзного руководства, а также столкновений на бытовом уровне, имевших место между армянами и азербайджанцами в Нагорном Карабахе, советским властям удавалось, держа руку на пульсе, не давать выхода информации об этих фактах за пределы границ автономии, а также на страницы союзной печати. 

Однако начавшийся во второй половине 1980-х годов армяно-азербайджанский территориальный конфликт впервые вырвался на страницы союзной и республиканской прессы, выйдя тем самым из латентного состояния и став объектом широкого обсуждения.

Впервые, начиная с 1920-х годов, не в закрытых кабинетах или в ходе застолий, а открыто на официальном уровне было выдвинуто требование изменить административно-территориальное устройство советского государства, являвшееся одной из главных истин, на которых держался "нерушимый союз". Одновременно, впервые руководство Армении, наряду с политической поддержкой сепаратистского движения в Нагорном Карабахе, предприняло конкретные юридические шаги по воссоединению НКАО с Арменией.

Новый этап конфликта в Нагорном Карабахе стал разгораться практически с момента прихода к власти в руководстве СССР М.Горбачева. Более того, в кремлевских верхах были хорошо информированы о настроениях в Армении и Нагорном Карабахе, хорошо знали, что там происходит и что готовится, ибо там особо не скрывали своих намерений и планов, тщательно встраивая в демократическую риторику перестройки радикально-сепаратистские требования. 

Об этом свидетельствуют мысли, высказанные М.Горбачевым в своих мемуарах. Горбачев отмечал: "За три года (имеется ввиду период 1985-1987 годов - И.Н.) ЦК получил 500 писем о ситуации в Нагорном Карабахе. Перестройка привела в движение большие внутренние силы, начали вскрываться застарелые нарывы. Возрождаются национальные чувства, а вместе с ними и национальный экстремизм". Таким образом, Горбачев вынужден был признать, что задолго до начала кровавого этапа конфликта в 1988 году Москва была в курсе сложных процессов, которые происходили вокруг Нагорного Карабаха, связанных с ростом среди местных армян национального экстремизма. Москва получала об этом информацию, прежде всего, по каналам спецслужб.

Ф.Д.Бобков, занимавший в те годы должность первого заместителя председателя КГБ, так писал о назревавшем конфликте: "Уже два года мы били тревогу о грядущем конфликте между Арменией и Азербайджаном... В Армению была послана бригада, которая подтвердила: в Закавказье зреют межнациональные конфликты и надо принимать срочные меры. Вопрос был поставлен на обсуждение в секретариате ЦК КПСС. Однако все выводы и предложения бригады из решений убрали и сгладили остроту вопроса. Никто не хотел открыто признавать наличие конфликтов на национальной почве, что в некоторых республиках назревают социальные потрясения... ЦК КПСС пресекал любые попытки раскрыть истину".

Таким образом, в Кремле считали, что очередная армянская возня вокруг идеи передачи Нагорного Карабаха Армении будет заглушена традиционными методами профилактического воздействия местных партийных и правоохранительных органов.

Партийное руководство Азербайджанской ССР также было в курсе событий, происходивших вокруг Нагорного Карабаха и ещё задолго до начала последней, кровавой фазы конфликта систематически ставило об этом в известность Москву.

Данный факт подтверждается также воспоминаниями генерал-майора Георгия Септы, бывшего председателя областного отделения КГБ НКАО, которые приподнимают завесу над многими, до сих пор неизвестными событиями, предшествовавшими началу конфликта, которые, в конечном итоге обернулись настоящей трагедией для азербайджанского народа.

Септа пишет: "Территориальные требования не были неожиданностью для партийного и государственного руководства СССР. Более того, в кремлевских верхах владели информацией о сепаратизме, о том, что происходит в Нагорном Карабахе и вокруг него и что готовится. Приверженцы сепаратизма, консультируясь в кремлевских кабинетах, встраивали в демократическую риторику перестройки радикальные лозунги. О фактах активизации националистических проявлений регулярно докладывалось руководству, сообщалось по инстанциям. Согласно оперативной информации, систематически направлявшейся из отдела КГБ автономной области в вышестоящие партийные органы и в КГБ СССР, отмечалось, что в течение 1987 года в Армении, а также среди армянского населения НКАО велась практически открытая пропагандистская работа. Фиксировались и случаи приезда эмиссаров из Еревана, оживление группировок, находившихся в поле зрения службы. Москвичи смотрели на все это сквозь пальцы, мол, у нас тут и не такое разворачивается. Двойственность, противоречивость политической линии кремлевского руководства и отсутствие однозначной реакции поощряло армян на публичное выдвижение территориальных требований. Причем вопреки объявленной гласности Москва эту тему не обсуждала с руководством Азербайджана, и вообще оно официально не ставилось в известность об обращениях с армянской стороны".

Г.Септа, как и многие другие обладатели информации о невидимых для внешнего взгляда процессах, не говорит о широком заговоре. Но он ставит вопрос о том, что сведения о подлинных настроениях и устремлениях в Армении и НКАО не могли не стекаться в единый Центр - Москву. Ни он, ни другие не чувствовали обеспокоенности московского начальства.

Инертно вели себя и партийные органы в Баку. В республиканской печати, даже после начала перестройки было запрещено публиковать какие-либо критические материалы из НКАО. Ничего, кроме производственно-культурной тематики. Выносить в печать вопросы территориальных претензий, содержавшихся в публикациях армянских ученых, литераторов, конечно, было небезопасно. По-прежнему надо было живо писать радужную картину торжества интернационализма в НКАО, давно трансформировавшейся из автономии в этнократический анклав.

В протоколах Бюро ЦК за период с конца 1987-го до майского пленума 1988 года нет ни единого слова о признаках брожения в НКАО. Не было должной реакции и на книгу "Очаг", автор которой Зорий Балаян вмиг стал героем националистических сил Армении, глашатаем "миацума" (объединения). Вопрос о сигналах в связи с действиями сепаратистов в НКАО был впервые рассмотрен на заседание Бюро ЦК КП Азербайджанкой ССР 17 мая 1988 года. Правда, "поезд" к тому времени, как говорится, уже ушел - события стремительно развивались под диктовку митингов Еревана и тогдашнего Степанакерта (Ханкенди).

Таким образом, глухое брожение среди армянской части населения автономной области с требованием о присоединении НКАО к Армении, начавшееся с началом перестройки, 20 февраля 1988 года достигло критической точки и, как по команде, выплеснулось на улицы тогдашнего Степанакерта (Ханкенди) в форме митингов и демонстраций, постепенно втягивая в воронку конфронтации все больше людей.

События в Ханкенди создали крайне напряженную ситуацию в отношениях по всему периметру непосредственного взаимодействия армянского и азербайджанского населения. В этой обстановке появились первые "внутренние" беженцы-азербайджанцы из Нагорного Карабаха. Драматически складывалась ситуация вокруг азербайджанского населения в самой Армении, откуда появились сотни беженцев. Но это была только начальная стадия межнациональной трагедии, которую еще можно было остановить...